Патриарх всероссийский с 1606 по1612 г. В 1589 г., в год учреждения на Руси патриаршества, он был поставлен в сан казанского митрополита и вслед за тем проявил большое усердие в деле обращения в православие местных инородцев. По восшествии на московский престол Лжедимитрия I, Гермоген был вызван в Москву для участия в устроенном новым царем сенате, но не мог долго ужиться в столице рядом с царем, чуждым религиозной нетерпимости и склонным к сближению с иноземцами. Когда перед браком Лжедимитрия на Марине Мнишек возник вопрос, не следует ли предварительно произвести над Мариной обряд крещения в православие, Гермоген был в числе тех духовных, которые наиболее настаивали на этом, и за такое противодействие намерениям царя был удален из Москвы в свою епархию. Царь Василий Шуйский решился возвести его, как врага предшествовавшего правительства, на место низложенного патриарха Игнатия. Сделавшись патриархом, он не играл первое время видной роли в государственных делах, благодаря несогласиям, возникшим вскоре между ним и царем Василием, который мало вызывал симпатий в Гермогене, непреклонном в своих убеждениях, прямом и решительном в своих действиях. С низложением Шуйского начался наиболее важный период деятельности Гермогена, совпавшей теперь в своих целях с стремлениями большей части русск. народа. В эпоху наступившей тяжелой смуты, когда "шатание" охватило большинство московских правительственных деятелей и они, забыв о государстве, искали прежде всего личной выгоды, Гермоген явился одним из немногих лиц среди центрального правительства, которые сохраняли свои убеждения и твердо проводили их в жизнь. Когда выставлена была кандидатура королевича Владислава, Гермоген соглашался на нее лишь под условием принятия Владиславом православной веры и сам писал о том королю Сигизмунду. Предвидя, однако, что у короля имеются другие планы, Гермоген держал себя очень враждебно по отношению к полякам; протестовал против впуска польского войска в Москву, и даже после того, как бояре впустили гетмана Жолкевского, очень холодно относился к нему и к сменившему его Гонсевскому. Требование Сигизмунда, чтобы бояре приказали Смоленску сдаться на королевскую волю, окончательно раскрыло патриарху смысл действий поляков, и он решительно отказал в своей подписи на изготовленной боярами грамоте, несмотря на то, что в пылу спора один из бояр, Салтыков, даже угрожал патриарху ножом. Отсутствие имени патриарха в грамоте, отправленной к московским послам, находившимся у Сигизмунда, и предписывавшей им во всем положиться на волю короля, дало им предлог отказаться от исполнения этого приказания. С этих пор Гермоген является уже открытым противником поляков, путем устной проповеди и рассылаемых грамот увещевая народ стоять за православную веру против желающих уничтожить ее иноземцев. Когда к Москве подошло ляпуновское ополчение, поляки и державшие их сторону русские бояре потребовали от патриарха, чтобы он приказал ополчению разойтись, угрожая ему в противном случае смертью. Гермоген отказался это сделать и был подвергнут тяжелому заключению в Чудовом монастыре. После убийства казаками Ляпунова, когда Заруцкий провозгласил царем сына Марины, Гермоген еще раз оказал услугу общеземскому делу, послав грамоту в Нижний Новгород с протестом против таких действий казацкой "атаманьи". "Отнюдь, - писал патриарх, - Маринкин на царство не надобен: проклят от св. собора и от нас". 25 августа 1611 года эта грамота была получена в Нижнем и отсюда переслана в другие города, в значительной степени подготовив, вероятно, поход нового земского ополчения под Москву. Когда в Москве получены были первые вести о сборах Минина и Пожарского, сидевшие в Москве бояре и поляки потребовали вновь от Гермогена, чтобы он убедил нижегородцев оставаться верными присяге Владиславу, но встретили с его стороны решительный отказ. "Да будет над ними, - отвечал патриарх, - милость от Бога и благословение от нашего смирения! А на изменников да излиется гнев Божий и да будут они прокляты в сем веке и в будущем". Тогда его, по рассказу современников, уморили голодной смертью. Он умер 17 февр. 1612 г. Литературу см. в статье Смутное время.

В. М-н.

Энциклопедия Брокгауз-Ефрон

Н. И. Костомаров - Патриарх Гермоген и Прокопий Ляпунов

Эти две личности, совершенно с различным призванием, во многом одна другой противоположные, были, так сказать, сведены судьбою для взаимодействия в самую бедственную и знаменитую эпоху русской истории, и потому вполне уместно, для связи событий, изложить их жизнеописания вместе.

Ранняя жизнь патриарха Гермогена неизвестна, как равно его происхождение и место рождения. Поляки впоследствии говорили, что он некогда служил в донских казаках, а потом был попом в Казани; они ссылались на дела казанского дворца, где будто бы находились обвинения на Гермогена в предосудительных поступках, совершенных им в то время. Это известие не может быть принято за достоверное. Историческая деятельность Гермогена начинается с1589 г., когда, при учреждении патриаршества, он был поставлен казанским митрополитом. Находясь в этом сане, Гермоген заявил себя ревностию к православию. В казанской земле были крещеные инородцы, только по имени считавшиеся христианами; чуждые русских, они водились со своими одноплеменниками татарами, чувашами, черемисами, жили по-язычески, не приглашали священников в случае рождения младенцев, не обращались к духовенству при погребениях, а их новобрачные, обвенчиваясь в церкви, совершали еще другой брачный обряд по-своему. Другие жили в незаконном супружестве с немецкими пленницами, которые для Гермогена казались ничем не отличавшимися от некрещеных. Гермоген собирал и призывал таких плохих православных к себе для поучения, но поучения его не действовали, и митрополит в1593 г. обратился к правительству с просьбою принять со своей стороны понудительные меры. Вместе с тем, его возмущало еще и то, что в Казани стали строить татарские мечети, тогда как в продолжение сорока лет, после завоевания Казани, там не было ни одной мечети. Последствием жалоб Гермогена было приказание собрать со всего Казанского уезда новокрещеных, населить ими слободу, устроить церковь, поставить над слободою начальником надежного боярского сына и смотреть накрепко, чтобы новокрещеные соблюдали православные обряды, держали посты, крестили своих пленниц немецких и слушали бы от митрополита поучения, а непокорных следовало сажать в тюрьму, держать в цепях и бить. Суровый и деятельный характер Гермогена проявляется уже в этом деле.

С восшествием на престол названого Димитрия, был устроен сенат, где надлежало заседать и знатному духовенству: Гермоген был членом этого сената и потому был приглашен в Москву. По случаю бракосочетания царя с Мариною, Гермоген резко начал требовать крещения католички, и за это был удален в свою епархию. Царь Василий Шуйский приказал возвести его на патриаршество… Это был человек прямой, честный, непоколебимый, свято служивший своим убеждениям, а не личным видам. Находясь постоянно в столкновениях с царем, он, однако, не только не подавал руки его многочисленным врагам, но всегда защищал Василия… Он выходил на площадь усмирять толпу, вооружавшуюся против Шуйского, заступался за него во время низложения, проклинал Захара Ляпунова с братиею, не признавал насильственного пострижения царя, так как оно не могло освящаться даже и правильностию совершенного над ним обряда, наконец, и тогда, когда уже Шуйский был в Чудовом монастыре, советовал возвести его снова на престол… Когда уже Жолкевский стоял под Москвой и бояре поневоле предлагали корону Владиславу, Гермоген противился, осуждал намерение призывать на московский престол иноплеменника и соглашался на то в крайности, только с тем, чтоб Владислав крестился в православную веру. Жолкевский не соглашался; дело тянулось; наконец, когда Жолкевский дал боярам заметить, что может прибегнуть и к силе, если мирным путем ничего не добьется, бояре… пошли просить благословения патриарха. "Если, - сказал патриарх, - вы не помышляете нарушить православную веру, да пребудет над вами благословение, а иначе: пусть на вас ляжет проклятие четырех патриархов и нашего смирения; и приимете вы месть от Бога, наравне с еретиками и богоотступниками!" Увидевши в церкви с боярами Михаила Молчанова, убийцу Борисова сына, недавно игравшего роль Димитрия в Самборе, Гермоген прогнал его такими словами: "Прочь отсюда, окаянный еретик, ты недостоин входить в церковь Божию!"…

Послы, отправленные под Смоленск к королю, обязаны были всеми силами добиваться, чтобы будущий царь принял православную веру. Когда, после того, возник вопрос о допущении польского войска в Москву, Гермоген сильно этому противился и возбуждал других к противодействию…

Польское войско вошло в столицу, несмотря на ропот, возбуждаемый Гермогеном…

Жолкевский недолго пробыл в Москве. Александр Гонсевский, заступивший на его место… начал распоряжаться и судом и казною. Сигизмунд явно показывал вид, что не хочет посадить на московском престоле сына, а помышляет сам царствовать в Московском государстве, раздавал на Руси поместья, должности… В то время, когда вся земля Московского государства избирала в государи сына польского короля, Сигизмунд требовал сдачи Смоленска, русского города; польское войско метало в этот город ядра, лилась русская кровь; король настаивал, чтобы послы, прибывшие в его стан по делу об избрании Владислава, понуждали Смоленск сдаться королю; а когда послы отговаривались неимением уполномочия и послали в Москву спрашивать, то в Москве преданные Сигизмунду бояре, Салтыков и Федор Андронов, нахально объявляли патриарху и боярам, что следует во всем положиться на королевскую волю.

Понятно, как все эти обстоятельства возмущали патриарха. В одинаковой степени возмутился всем этим и Прокопий Петрович Ляпунов.

Фамилия Ляпуновых происходила из дома Св. Владимира; давно уже лишившись владетельных прав, "захудавши", как говорилось в старину, она потеряла и княжеское достоинство. Оставаясь только дворянами, Ляпуновы были, однако, богаты и влиятельны в рязанской земле. Два брата Ляпуновых, Прокопий и Захар… ворочали всеми делами этой земли. По смерти Грозного, Ляпуновы вместе с Кикиными участвовали в московском мятеже, предпринятом с целью отстранить слабоумного Федора и возвести Димитрия; за то они подверглись ссылке. Впоследствии прощенные, они ненавидели Бориса… Во время перехода войска на сторону названого Димитрия под Кромами, Ляпуновы были из первых, провозгласивших имя Димитрия, и увлекли за собою все рязанское ополчение.

В описываемое наше время Прокопию Петровичу было лет под пятьдесят; он был высокого роста, крепко сложен, красив собою; чрезвычайно пылкого, порывистого нрава, а потому легко попадался в обман, но вместе настойчивый и деятельный. Он в высокой степени обладал способностью увлекать за собою толпу и, под влиянием страсти, не разбирал людей, стараясь только направить их к одной цели. После убийства названого Димитрия, которого он искренно считал настоящим, он пристал к Болотникову, поверив, что Димитрий жив, но отстал тотчас же, как убедился в обмане. Не терпя Шуйского, Ляпунов признал его царем ради спокойствия земли, служил ему, но видел его неспособность… Скоропостижная смерть Скопина окончательно сделала его врагом Шуйского… По его подущению Шуйский был сведен с престола. Избрание Владислава [поначалу] казалось Прокопию Ляпунову самым лучшим средством успокоить русскую землю… Но как только дошло до него известие о том, что делает Сигизмунд под Смоленском, Ляпунов понял, что со стороны поляков один только обман, что Сигизмунд готовит Московскому государству порабощение; Ляпунов написал в Москву боярам укорительное письмо и требовал, чтобы они объяснили, когда прибудет королевич и почему нарушается договор, постановленный Жолкевским… Гонсевский, зная, что Ляпуновым пренебрегать нельзя, обратился к патриарху и требовал, чтобы Гермоген написал этому человеку выговор. Но Гермоген понимал, что из этого выйдет, и отказал наотрез.

5 декабря 1610 года пришли к Гермогену бояре. Во главе их был Мстиславский. Они составили грамоту к своим послам под Смоленск в таком смысле, что следует во всем положиться на королевскую волю. Они подали патриарху эту грамоту подписать и, вместе с тем, просили его усмирить Ляпунова своей духовной властью. Патриарх отвечал:

"Пусть король даст своего сына на Московское государство и выведет своих людей из Москвы, а королевич пусть примет греческую веру… А чтоб так писать, что нам всем положиться на королевскую волю, то я этого никогда не сделаю и другим не приказываю так делать. Если же меня не послушаете, то я наложу на вас клятву. Явное дело, что, после такого письма, нам придется целовать крест польскому королю. Скажу вам прямо: буду писать по городам, - если королевич примет греческую веру и воцарится над нами, я им подам благословение; если же воцарится, да не будет с нами единой веры, и людей королевских из города не выведут, то я всех тех, которые ему крест целовали, благословлю идти на Москву и страдать до смерти".

Слово за слово; спор между патриархом и боярами дошел до того, что Михайло Салтыков замахнулся на Гермогена ножом.

"Я не боюсь твоего ножа, - сказал Гермоген, - я вооружусь против ножа силою креста святого. Будь ты проклят от нашего смирения в сем веке и в будущем!"

На другой же день патриарх приказал народу собраться в соборной церкви и слушать его слово. Поляки испугались и окружили церковь войском. Некоторые из русских успели, однако, заранее войти в церковь и слышали проповедь своего архипастыря. Гермоген уговаривал их стоять за православную веру и сообщать о своей решимости в города. После такой проповеди приставили к патриарху стражу.

Ляпунов узнал обо всем и… написал боярам письмо такого содержания: "Король не держит крестного целования; так знайте же, я сослался уже с северскими и украинскими городами; целуем крест на том, чтобы со всею землею стоять за Московское государство и биться насмерть с поляками и литовцами".

Ляпунов разослал по разным городам свое воззвание и присовокупил к нему списки с двух грамот: с присланной из-под Смоленска дворянами и детьми боярскими, да с грамоты, доставленной из Москвы.

В грамоте из-под Смоленска говорилось в том смысле: "Мы пришли из разоренных городов и уездов к королю в обоз под Смоленск и живем тут другой год, чтоб выкупить из плена, из латинства, из горькой работы бедных своих матерей, жен и детей. Никто не жалеет нас. Иные из наших ходили в Литву за своими матерями, женами и детьми и потеряли там свои головы. Собран был Христовым именем окуп - все разграбили... во всех городах и уездах, где завладели литовские люди, поругана православная вера, разорены Божии церкви! Не думайте и не помышляйте, чтоб королевич был царем в Москве. Все люди в Польше и Литве никак не допустят до того. У них в Литве положено, чтобы лучших людей от нас вывести и овладеть всею московскою землею. Ради Бога, положите крепкий совет между собою. Пошлите списки с нашей грамоты в Нижний, в Кострому, в Вологду, в Новгород и свой совет отпишите, чтобы всем было ведомо, чтобы всею землею стать нам за православную веру, покамест мы еще свободны, не в рабстве и не разведены в плен".

В московской грамоте указывалось первенство Москвы; она называлась корнем древа, упоминалась ее местная святыня, образ Богородицы, писанный евангелистом Лукою, мощи Петра, Алексия, Ионы и, между прочим, говорилось: "У нас святой патриарх Гермоген прям, яко сам пастырь, душу свою за веру полагает несомненно, и ему все православные христиане последствуют, только неявственно стоят".

"Встанем крепко, - писал Ляпунов, - приимем оружие Божие и щит веры, подвигнемся всею землею к царствующему граду Москве и со всеми православными христианами Московского государства учиним совет: кому быть на Московском государстве государем… У нас одна дума: или веру православную нашу очистить, или всем до одного помереть".

В городах уже кипело негодование против поляков. В каждом городе списывались и читались в соборной церкви грамоты, присланные Ляпуновым, списывались с них списки и отправлялись с гонцами в другие города; каждый город передавал другому городу приглашение собраться со всем своим уездом и идти на выручку русской земли. Из каждого города бегали посыльщики по своему уезду, созывали помещиков, собирали даточных людей с монастырских и церковных имений. Везде… люди вооружались, чем могли, спешили в свой город, кто верхом, кто пешком, везли в город порох, свинец, сухари, всякие запасы. В городе звоном колокола собирали сходку людей своего уезда. Тут постановлялся приговор, произносилось крестное целование. Русские люди обещались дружно и крепко стоять за православную веру и за Московское государство, не целовать креста польскому королю, не сноситься ни с ним, ни с поляками, ни с Литвою, ни с русскими сторонниками короля, а идти ополчением вместе с другими своими соотечественниками выручать Москву… Восстание быстро охватило Нижний Новгород, Ярославль, Владимир, Суздаль, Муром, Кострому, Вологду, Устюг, Новгород со всеми новгородскими городами; везде собирались ополчения и, по приказанию Ляпунова, стягивались к Москве. С другой стороны, с Ляпуновым вошли в соглашение сторонники убитого Тушинского вора… Все украинские города пристали к Ляпунову... Ляпунов везде преследовал только одну свою высокую цель, спасение погибающего отечества, и простодушно братался с такими людьми, как Заруцкий и Сапега, для будущей гибели своей и своего дела.

В начале марта Ляпунов уже шел к Москве, соединяясь по дороге с разными ополчениями городов.

В Москве давно уже происходила тревога. Смельчаки позволяли себе над поляками оскорбительные выходки, ругались над ними, давали разные бранные клички… Приближалась страстная неделя. Поляки через своих лазутчиков узнали, что силы восставшего народа приближаются к Москве. Салтыков, по приказанию Гонсевского, явился вместе с боярами к Гермогену и сказал:

"Ты писал по городам; видишь, идут на Москву. Отпиши же им, чтоб не ходили". Патриарх отвечал:

"Если вы, изменники, и с вами все королевские люди выйдете из Москвы вон, тогда отпишу, чтобы они воротились назад. А не выйдете, так я, смиренный, отпишу им, чтоб они совершили начатое непременно. Истинная вера попирается от еретиков и от вас, изменников; Москве приходит разорение, святым Божиим церквам запустение; костел латины устроили на дворе Бориса. Не могу слышать латинского пения!"

Наступил вторник страстной недели. Уже русские ополчения с разных сторон подходили к Москве. В Москве русские показывали вид, будто ничего не ждут и все обстоит обычным порядком. Московские торговцы отворили свои лавки. Народ сходился на рынках. Одно только было необычно: на улицах съехалось очень много извозчиков. Поляки смекнули, что это делается для того, чтобы загородить улицы и не дать полякам развернуться, когда придет русское ополчение. Поляки стали принуждать собравшихся извозчиков стаскивать пушки на стены Кремля и Китай-города.

Извозчики отказались. Поляки давали им денег - извозчики не брали денег. Тогда поляки начали бить извозчиков; извозчики стали давать сдачи; за тех и за других заступились свои. Поляки обнажили сабли и начали рубить и старого и малого.

Народ бежал в Белый город, поляки бросились за ним, но в Белом городе все улицы были загромождены извозчичьими санями, столами, скамьями, бревнами, кострами дров; русские из-за них, с кровель, заборов, из окон стреляли в поляков, били их каменьями и дубьем. По всем московским церквам раздавался набатный звон, призывавший русских к восстанию. Вся Москва поднялась, как один человек, а между тем ополчения русской земли входили в город с разных сторон.

Поляки увидели, что с их силами невозможно устоять, прибегли к последнему средству и зажгли Белый город в разных местах, потом зажгли также и Замоскворечье, а сами заперлись в Китай-городе и Кремле. С ними были бояре: как Мстиславский, князь Куракин, князь Борис Мстиславович Лыков, Федор Иванович Шереметев, Иван Никитич Романов, Салтыков и другие, многие боярыни, дворяне с женами и пр. Большая часть должна была сидеть там поневоле. Русские войска никак не могли прорваться сквозь пылающую столицу.

В продолжение трех дней большая часть Москвы сгорела. Торчали только стены Белого города с башнями, множество почерневших от дыма церквей, печи уничтоженных домов и каменные подклети. Поляки успели нахватать кое-чего в церквах и богатых домах, и многие так обогатились, что иной, войдя в Белый город в изодранном кунтуше, воротился в Китай-город в золоте, а жемчуга набрали они такое множество, что заряжали им ружья и стреляли в москвичей. Затворившись в Китай-городе, польские воины с досады перебили оставшихся там русских, пощадили только красивых женщин и детей и проигрывали их друг другу в карты.

С тех пор ополчение стояло под Москвою и вело ожесточенную драку с поляками. Редкий день проходил без боя. Бояре и Гонсевский принялись за патриарха.

"Если ты, - говорил ему Салтыков, - не напишешь Ляпунову и его товарищам, чтоб они отошли прочь, то сам умрешь злою смертью".

"Вы мне обещаете злую смерть, - сказал Гермоген, а я надеюсь через нее получить венец и давно желаю пострадать за правду. Не буду писать - я вам уже сказал, и более от меня ни слова не услышите!"

Гермогена посадили в Чудов монастырь, не позволяли ему переступать через порог своей кельи, дурно содержали и неуважительно обращались с ним.

Но русское ополчение не могло достигнуть своей цели, потому что в нем начались раздоры. Неразборчивость Ляпунова в наборе товарищей скоро возымела печальные последствия. Подмосковное войско составило приговор, по которому правителями не только войска, но и всей русской земли временно назначили трех предводителей: Димитрия Трубецкого, Прокопия Ляпунова и Заруцкого. Первым считался Трубецкой, как более знатный по рождению, но всем распоряжался Ляпунов; он был крут нравом и настойчив, не разбирал лиц родовитых и не родовитых, богатых и бедных… Он строго преследовал неповиновение, своевольство и всякое бесчинство, а иной раз, не сдерживая своего горячего нрава, попрекал тех, которые служили в Тушине и Калуге ведомому вору; но более всего вооружил он против себя казаков и их предводителя Заруцкого. Ляпунов не позволял им своевольничать и за всякое бесчинство казнил жестоко…

Однажды за казнь двадцати восьми казаков, утопленных за своевольства, все казацкое полчище поднялось против Ляпунова… Об этом происшествии узнал Гонсевский и отправил с одним пленным казаком письмо, подписанное под руку Ляпунова, где говорилось, что казаки - враги и разорители Московского государства и что казаков, куда только они придут, следует бить и топить. 25 июля это письмо было прочтено в казацком круге. Позвали Ляпунова.

Он отправился к казакам оправдываться, заручившись обещанием, что ему не сделают ничего дурного. "Ты это писал?" - спросили его.

"Нет, не я, - отвечал Ляпунов, - рука похожа на мою, но это враги сделали, я не писал".

Казаки, озлобленные уже прежде против него, не слушали оправданий и бросились на него с саблями. Тут некто Иван Ржевский, прежде бывший врагом Ляпунова, понял, что письмо фальшивое, заступился за Ляпунова и кричал: "Прокопий не виноват!" Но казаки изрубили и Ляпунова и Ржевского…

С этого времени ополчение, хотя находилось под Москвою, но состояло главным образом из казаков. Заруцкий смело провозгласил тогда будущим царем сына Марины, но Гермоген, несмотря на свое заключение, успел переслать тайным образом через двух бесстрашных людей грамоту в Нижний, в которой увещевал, чтобы во всех городах отнюдь не признавали царем Маринкина сына: "Проклят от святого собора и от нас", - выражался патриарх. Грамота эта по его приказанию была разослана по разным городам и подготовляла русский народ к новому восстанию.

Под Москвою земские люди переносили от казаков оскорбления всякого рода и насилия и убегали из табора. Казаки расходились из-под Москвы по окрестностям и разоряли русские земли. Повсюду шатались польские шайки, жгли селения, убивали и мучили жителей; в особенности свирепствовали шайки Лисовского и Сапеги… Зимою положение народа стало еще ужаснее. Лишившись жилищ, многие русские замерзали по полям и дорогам. Те, которые были поудалее, образовали шайки удальцов, называемых "шишами"; они нападали на поляков неожиданными налетами, вели с ними партизанскую войну.

"Было тогда, - говорит современное сказание, - такое лютое время Божья гнева, что люди не чаяли себе спасения; чуть не вся земля русская опустела; и прозвали старики наши это лютое время - лихолетье, потому что тогда на русской земле была такая беда, какой не бывало от начала мира"…

В феврале окончил Гермоген свой подвиг. Поляки, услышавши, что в Нижнем собирается новое восстание по воззванию Минина, потребовали от пaтpиapxa, чтобы он написал увещание нижегородцам и приказал им оставаться в верности Владиславу. Гермоген резко и твердо отвечал: "Да будет над ними милость от Бога и благословение от нашего смирения! А на изменников да излиется гнев Божий и да будут они прокляты в сем веке и в будущем!"

За эти слова Гермогена заперли еще теснее, и 17 февраля он умер, как говорят современники, голодною смертью.

Н.И. Костомаров. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей

М. В. Толстой - Патриарх Гермоген

…Едва успел воцариться самозванец [Лжедмитрий], как все лучшие люди с ужасом увидели в пришлеце орудие ляхов и иезуитов, а не сына Иоаннова. На кафедру низверженного Патриарха был возведен, без соборного избрания, Рязанский архиепископ Игнатий, хитрый грек, живший долго в Риме. Такой пастырь нужен был самозванцу и ляхам. Когда Игнатий для приличия просил благословения у Иова, старец свободно отвечал: "по ватаге атаман, по овцам пастух". Новый Патриарх согласился венчать на царство, помазать святым миром и сподобить причащения Святых Тайн еще до совершения брака невесту мнимого Дмитрия, Марину Мнишек папистку, дозволяя ей иметь свою латинскую каплицу и соблюдать все уставы Римской веры. Казанский митрополит Гермоген и Коломенский епископ Иосиф настоятельно требовали, чтобы невеста, как царица Русская, торжественно приняла Православие, а иначе она не будет царица, и даже не может быть заключен брак царя с нею. Самозванец закипел гневом, приказал немедленно выслать Гермогена из столицы в Казанский монастырь и грозил лишить его сана… Но Господь защитил Церковь Свою! Неистовства ляхов во время свадьбы Лжедмитриевой восстановили всех против самозванца, и он погиб смертию позорною. Тогда же и лжепатриарх сведен был с престола и заключен в Чудовом монастыре. Князь Василий Иванович Шуйский, первый деятель в низвержении Лжедмитрия… был избран жителями столицы и занял престол царский. Прежде всего, желал он избрать законного первосвятителя… Освященным Собором единодушно был избран и посвящен Казанский митрополит Гермоген, муж непоколебимой твердости…

Патриарх Гермоген на памятнике 1000-летия России

Но буря, поднятая именем царевича Дмитрия, не утихала. Некогда Василий Шуйский не имел смелости открыть пред царем Феодором правду об умерщвлении царевича Дмитрия и низким лжесвидетельством в угодность Борису скрыл обстоятельства смерти закланного отрока. Теперь же, избранный на престол, отдал он торжественную почесть царственному страстотерпцу перенесением мощей его в Москву. Царь Василий велел… перевезти в Москву тело Дмитрия из Углича… Из Углича несли раку, переменяясь, люди знатнейшие, воины, граждане и земледельцы. Василий, царица-инокиня Марфа, Патриарх Гермоген, духовенство, синклит, народ встретили раку за городом (1606 г.); открыли мощи, явили их нетление, чтобы "утешить верующих и замкнуть уста неверным". Василий взял святое бремя на рамена свои и нес до собора Архангельского, как бы желая усердием и смирением очистить себя перед тем, кого он столь бесстыдно оклеветал в самоубийстве!..

Может быть, Василий… уже предчувствовал свою гибель. Она скоро свершилась. В Москве зашумел мятеж народный. Одни враги Василия требовали свержения его с престола; другие надеялись, что земля Северская и бывшие слуги Лжедмитрия немедленно возвратятся под сень отечества, как скоро не будет Шуйского… и что государство бессильно только из-за разделения сил: соединится, усмирится и враги исчезнут! Раздался только один голос в пользу закона и царя злосчастного - голос Гермогена; с жаром и твердостию Патриарх изъяснял народу, что… измена царю есть злодейство, всегда казнимое Богом, и не избавит, а еще глубже погрузит Россию в бездну ужасов. Весьма немногие бояре, и весьма не твердо, стояли за Шуйского.. Гермоген с горестию удалился, чтобы не быть свидетелем дела мятежного. Василий был сведен с престола и против воли пострижен.

Никто не противился насилию нечестивому, кроме великого святителя: Патриарх Гермоген торжественно молился за Василия в храмах, как за помазанника Божия, царя России, хотя и бывшего в темнице; торжественно проклинал бунт и не признавал Василия иноком… Дума боярская решилась предложить престол Владиславу, сыну Польского короля Сигизмунда, хотя Гермоген убеждал не жертвовать Церковию ради земных выгод и советовал возложить венец на юного Михаила Романова (сына Филарета)… [Но] святейший Гермоген успел настоять на том условии, что Владислав до вступления на престол обязан принять Православие…

Наступили времена ужаса, безначалия, буйства народного. Дума боярская, присвоив себе верховную власть, не могла утвердить ее ни в слабых руках своих, ни утишить народной тревоги, ни обуздать мятежной черни… По словам очевидца, добродетельного келаря Сергиевой Лавры Авраамия Палицына, "Россию терзали свои даже более, нежели иноплеменные: путеводителями, наставниками и хранителями ляхов были наши же изменники - первые и последние в кровавых сечах. Ляхи же с оружием в руках только смотрели и смеялись безумному междоусобию". В этом страшном кипении необузданных страстей только одни пастыри словесного стада Христова оставались верными своему долгу. Они видели, как действовал Патриарх Гермоген, непоколебимый столб Православия… и ревностно подражали первосвятителю…

По избрании Владислава на Русский престол Дума боярская решила призвать гетмана Жолкевского с польскими войсками и поручить врагам охрану столицы… Бодрствовал на страже Церкви и отечества только один старец, ветхий и слабый телом, но несокрушимо-твердый духом - первосвятитель Гермоген. Зная… о намерениях Сигизмунда и о кознях иезуитов, он разрешил всех от присяги польскому королевичу и разослал грамоты по городам, призывая православных на защиту веры и государства. Первый восстал по зову Гермогена и пошел к Москве со своею дружиною рязанский воевода Прокопий Ляпунов. Но не ему, прежнему слуге самозванца и заклятому врагу царя Василия, судил Промысл Божий спасти отечество: чистое дело требовало людей чистых душой.

Боярская Дума убеждала Патриарха Гермогена успокоить народ, сильно взволнованный вестию о походе рязанцев. В особенности наглый изменник Михайло Салтыков требовал, чтобы Гермоген не позволял поднять ополчение Ляпунову. "Не велю, - отвечал Патриарх, - если увижу крещенного Владислава и ляхов, выходящих из Москвы; но велю, pесли не будет того, и разрешаю всех отданной королевичу присяги". Салтыков в бешенстве выхватил нож; Гермоген осенил его крестным знамением и сказал громогласно: "Сие знамение против ножа твоего, и да взыдет вечная клятва на главу твою!"… Между тем благодаря грамотам Гермогена один за другим поднимались города Русские; народ Московский с нетерпением ждал избавителей и замышлял гибель ляхов. Еще раз бояре заклинали Гермогена… написать к ополчившимся воеводам, чтобы они шли назад и распустили войско. "Ты дал им оружие в руки, - говорил Салтыков, - ты можешь и смирить их". "Все смирится, - ответствовал Патриарх Гермоген, - когда вы, изменники, со своею Литвою исчезнете, но в царственном граде видя ваше злое господство… благословляю достойных вождей христианских утолить печаль отечества и Церкви". Дерзнули, наконец, приставить воинскую стражу к непреклонному Гермогену; не пускали к нему ни мирян, ни духовенство; обходились с ним жестоко и бесчинно, но при людях с уважением, опасаясь народа. В неделю Ваий дозволили Гермогену священнодействовать и приняли меры для обуздания жителей, которые в этот день обыкновенно стекались из всех частей города и ближних селений в Китай-город и Кремль - чтобы быть зрителями великолепного обряда церковного. Ляхи и немцы, пехота и всадники, заняли Красную площадь с обнаженными саблями, пушками и горящими фитилями. Но улицы были пусты! Патриарх Гермоген ехал между уединенными рядами иноверных воинов: узду его осляти держал, вместо царя, один из бояр; за ним шло несколько сановников, унылых, мрачных видом. Граждане не выходили из домов, воображая, что ляхи умышляют внезапное кровопролитие и будут стрелять в толпы народа безоружного. День прошел мирно; так же и следующий. Но во вторник на Страстной неделе вспыхнуло народное восстание, кровь полилась рекою, запылал пожар. Ляхи, обратив в пепел Белый и Земляной город и предместия, заперлись в Китай-городе и Кремле. Там вместе с боярами-изменниками… молились за царя Владислава, с иерархом, достойным такой паствы - Игнатием, которого вывели из Чудовской обители, где он пять лет жил опальным иноком, и снова назвали Патриархом, свергнув и заключив Гермогена на Кирилловском подворье. Один среди врагов, неистовых и гнусных изменников… великий святитель Божий Гермоген в темной келье сиял добродетелью, как лучезарное светило отечества, готовое угаснуть, но уже воспламенив в народе жизнь и ревность к великому делу. Еще пытались склонить старца, изнуренного постом и тесным заключением, чтобы Гермоген отменил восстание городов на защиту Москвы. Ответ святителя был тот же: "Пусть удалятся ляхи!" Грозили ему злою смертию, - старец Гермоген указывал им на небо, говоря: "Боюся Единого, там живущего!"

П. Чистяков. Патриарх Гермоген отказывает полякам подписать грамоту

Невидимый для паствы своей, великий иерарх сообщался с нею молитвою; слышал звук битв за свободу отечества и тайно… слал благословение верным подвижникам. Наконец, видя непреклонность старца-первосвятителя, ляхи и изменники заключили его в Чудове монастыре и уморили голодом. Гермоген, истаивая и угасая, подобно догорающей лампаде пред ликом Господним, до последнего вздоха воссылал крепкую молитву к Богу об избавлении Отечества и предал дух свой небесному Пастыреначальнику 17 февраля 1612 года.

М. В. Толстой. Рассказы из истории Русской Церкви

Священномученик ЕРМОГЕН, патриарх Московский и всея России, чудотворец (†1612)

Среди святых защитников нашего Отечества священномученик патриарх Ермоген стоит в одном ряду с благоверным князем Александром Невским и преподобным Сергием Радонежским. Главный подвиг своей жизни - твердое противостояние воцарению над Россией инославного государя, вдохновенную проповедь освобождения страны от иноземных захватчиков - патриарх Ермоген совершил уже в глубокой старости. Свои слова он засвидетельствовал мученической смертью. Это время - самое тяжелое в истории Русской православной церкви, которая была обстоятельствами поставлена почти на край своего существования, оттого и прозвали его - Смутным временем . Господь же в такие времена среди слуг Своих находил тех, кто мог укрепить православный христианский люд, посылая ему надежду и опору в лице самых ревностных и преданных Ему земных служителей.

О первой же поло-вине жизни святого Ермогена дошли до нас лишь отры-вочные сведения. Год его рождения определяется на основании свидетельств поляков, утверждавших, что в 1610 г. им противился только «осьмидесятилетний патриарх». Следовательно - это 1530 год. Есть предположения, что родина его Казань. Происхождение его также остаётся предметом споров. Одни утверждают, что он из рода князей Голициных, другие - из донских казаков, иные - из посадского духовенства. По свидетельству самого Патриарха, он был вначале священником в городе Казани при гостинодворской церкви во имя святителя Николая.

Именно ему, в 1579 году, тогда ещё пресвитеру Ермолаю, Бог судил стать свидетелем чудесного явления Казанской иконы Божией Матери, и первому «взять от земли» бесценный образ, а затем торжественно, с крестным ходом, внести в храм. В это время 50-летний Гермоген был священником Гостиннодворской церкви в Казани. Позднее, будучи уже Казанским митрополитом, святитель составил письменное «Сказание о явлении Казанской иконы Божией Матери и совершившихся от неё чудесных исцелениях» . Им же составлены стихиры и каноны в службе на день явления Казанской иконы Божией Матери; проникнутый высоким религиозным вдохновением, известный каждому право-славному человеку тропарь «Заступнице усердная» принадлежит также святому Ермогену.

Вскоре (видимо, после смерти жены) он принял монашество и с 1582 года был архимандритом Спасо-Преображенского монастыря в Казани. 13 мая 1589 года хиротонисан во епископа и стал первым Казанским митрополитом.

Это был нелегкий труд укрепления православия среди населения, которое издревле было мусульманским, и Ермоген мудрым и добродетельным своим наставничеством стремился воспрепятствовать ослаблению веры в краях, где в глубине души люди все-таки сохраняли склонность к исламу. Мечети ставились почти рядом с Казанским монастырем, и это повышало вероятность того, что новообращенные христиане, общаясь со своими мусульманскими знакомыми и близкими, могли отвернуться от христианской веры, что крайне огорчало святителя Ермогена. Святитель Ермоген сохранял твёрдость в вопросах веры, активно занимался христианизацией татар и других народов бывшего Казанского ханства. Практиковалась и такая мера: новокрещёные народы переселяли в русские слободы, изолируя от общения с мусульманами.

Когда перестраивался Казанский Спасо-Преображенский монастырь - это было в 1595 году, при копании рвов под фундамент нового каменного здания храма были обретены гробы с мощами первых святителей Казанских - Гурия и Варсонофия. Святитель Ермоген открыл гробы, и все увидели, что останки святых оказалась нетленны. Останки были помещены самим Ермогеном в ковчеги и представлены для поклонения над землей. Это событие вдохновенно подействовало и на самого святителя, и на присутствовавших при этом, и на всю новообращенную паству! Тогда же митрополит Ермоген составил службу на обретение святых мощей святителей.

За выдающиеся архипастырские качества митрополит Ермоген был избран на первосвятительскую кафедру.

В это смутное время у власти стоял самозванец Лжедмитрий, выдававший себя за чудом спасшегося младшего сына Ивана IV Грозного — царевича Дмитрия. Он присягнул польскому королю Сигизмунду III в верности и обещал ввести в России католицизм. Но 17 мая 1606 года боярская партия В. Шуйского подняла восстание в Москве. Лжедмитрий был убит, его труп несколько дней валялся на Красной площади, затем был сожжен, и пепел его зарядили в пушку, выстрелив в том направлении, откуда он пришел. 25 мая 1606 года Василий Шуйский стал царем.

А уже 3 июля 1606 года, при новом царе Василии Шуйском, митрополит Ермоген был возведен собором святителей на Патриарший престол в Московском Успенском соборе. Митрополит Исидор вручил Патриарху посох святителя Петра,а царь принес в дар новому Патриарху панагию, украшенную драгоценными камнями, белый клобук и посох. По древнему чину Патриарх Ермоген совершал шествие на осляти (православный обряд, совершавшийся в Русском государстве в праздник Вербного Воскресенья и символизировавший въезд Иисуса Христа в Иерусалим на осле)

Избранный на патриаршество в 70-летнем возрасте, в трудную пору Смутного времени, когда России и Русской Церкви угрожала крайняя опасность порабощения и инославного пленения, святитель Ермоген, по словам митрополита Макария (Булгакова) «ревностнее, мужественнее и непоколебимее всех постоял за ту и другую».

С особенным вдохновением противостоял Святейший Патриарх изменникам и врагам Отечества, желавшим ввести в России униатство и католичество и искоренить Православие, поработив русский народ.

Смерть Лжедмитрия I была известна достоверно только Москве и округе. Русская периферия не имела на этот счет точных сведений, а желание верить в «законного», «прирожденного» царя было очень велико. Хаос смуты продолжался. И в этом хаосе явился новый лжеспаситель — Лжедмитрий II. К нему примкнули князь Григорий Шаховской и ряд других бояр. Был пущен слух, что Димитрий не был убит в Москве, а сумел бежать (вторично «чудесно» спасся). В окружении польских войск, запорожских и донских казаков, множества иного бродячего люда Лжедмитрий II в августе 1607 года появился в пределах России, а 1 июня 1608 года вплотную подошел к Москве, став лагерем в Тушино. К Тушинскому вору, как называли тогда этого самозванца, стали перебегать из Москвы многие бояре.

Не устрашившись ни бесстыдного самозванца Лжедмитрия, ни могущественного польского короля Сигизмунда, святитель Ермоген, перед лицом изменников и врагов Отечества, стал духовным главой всей Русской земли.

Лагерь Лжедмитрия II в Тушино

Когда самозванец Лжедмитрий II подошёл к Москве и расположился в Тушино, Патриарх Ермоген направил мятежным изменникам два послания. В одном из них он писал:

«...Вы забыли обеты православной веры нашей, в которой мы родились, крестились, воспитались и возросли, преступили крестное целование и клятву стоять до смерти за дом Пресвятой Богородицы и за Московское государство и припали к ложно-мнимому вашему царику... Болит моя душа, болезнует сердце, и все внутренности мои терзаются, все составы мои содрогаются; я плачу и с рыданием вопию: помилуйте, помилуйте, братие и чада, свои души и своих родителей, отшедших и живых... Посмотрите, как Отечество наше расхищается и разоряется чужими, какому поруганию предаются святые иконы и церкви, как проливается кровь неповинных, вопиющая к Богу. Вспомните, на кого вы поднимаете оружие: не на Бога ли, сотворившего вас? не на своих ли братьев? Не свое ли Отечество разоряете?... Заклинаю вас Именем Бога, отстаньте от своего начинания, пока есть время, чтобы не погибнуть вам до конца».

В другой грамоте Первосвятитель призывал: «Бога ради, познайте себя и обратитесь, обрадуйте своих родителей, своих жен и чад, и всех нас; и мы станем молить за вас Бога...».

Вскоре праведный суд Божий свершился и над Тушинским вором: его постигла столь же печальная и бесславная участь, как и предшественника; он был убит собственными приближенными 11 декабря 1610 года. Но Москва продолжала оставаться в опасности, так как в ней находились поляки и изменники-бояре, преданные Сигизмунду III.

Не станем описывать всех перипетий этого сложного времени; они достаточно описаны. Скажем о главном. Царь Василий Шуйский вызвал против себя сильную боярскую оппозицию. Призвав на помощь против поляков шведского короля Карла IX, против которого уже воевал Сигизмунд III, Шуйский поставил Россию в состояние «официальной» войны с Польшей. Поляки начали открытую интервенцию. Большая армия поляков подошла к Москве. Интервенты осадили Троице-Сергиеву лавру, которую так и не смогли взять в течение 16-месячной осады.

Сам Сигизмунд, осаждавший Смоленск, потребовал теперь, чтобы на русский престол был возведен его сын, королевич Владислав. С ним шли трудные переговоры, в которых участвовал и митрополит Филарет — родной отец будущего царя Михаила Романова. Патриарх Ермоген поначалу действовал в пользу Шуйского. Но когда в июле 1610 года этого царя все-таки свергли, патриарх предложил на царство 14-летнего Мишу Романова. Однако голос патриарха не был тогда услышан.

Ермогену пришлось уступить той боярской партии, которая поддерживала Владислава под предлогом, что у Москвы нет сил защищаться от польской интервенции. Скрепя сердце, святитель согласился признать русским царём Владислава Сигизмундовича при условии его православного крещения и вывода польских войск из России. Но московское боярство, не посчитавшись с патриархом, впустило поляков в Москву и отправило особое посольство с грамотой, что Россия отдает себя «на волю» польского короля.

И вот тут произошло нечто такое, что явилось решающим моментом всех событий и вывело всю страну из хаоса смуты, из обстоятельств, казавшихся совершенно безнадежными. Вышеуказанной грамоты о капитуляции России патриарх не подписал. А когда боярин Салтыков бросился на него с кинжалом, тот ответил: «Не боюсь я твоего ножа! Ограждаюсь от него силою креста Христова». В результате - сговора с Сигизмундом и капитуляции перед ним не произошло. Вот что значит в решающий момент одна такая протокольная формальность, как подпись (в данном случае - ее отсутствие!)

Это дало духовное и правовое основание русским городам выступить против поляков на защиту отечества. Патриарх Ермоген через «бесстрашных людей» рассылал по русским городам и весям послания с призывами не подчиняться полякам и не верить самозванцам. Вдохновенные призывы Патриарха были услышаны русскими людьми, и всколыхнули освободительное движение.

Движение городов встревожило поляков и их сторонников. Они потребовали от Ермогена написать во все города, чтобы не шли освобождать Москву. С этим к нему явился опять боярин Салтыков. «Напишу,— ответил Ермоген,—...но только под условием, если ты и все с тобой изменники и люди короля выйдете вон из Москвы... Вижу поругание истинной веры от еретиков и от вас, изменников, и разорение святых Божиих церквей и не могу больше слышать латинского пения в Москве».

Ермогена заточили в Чудовом монастыре и стали морить голодом. Уже из заточения священномученик Ермоген обратился с последним посланием к русскому народу, благословляя освободительную войну против завоевателей.

Между тем к Москве потянулись народные ополчения. По предложению патриарха Ермогена из Казани была принесена Казанская икона Пресвятой Богородицы (скорей всего — копия с подлинной), ставшая главной святыней ополчения Космы Минина Сухорукова и князя Дмитрия Пожарского. Перед ней после строгого поста слезно молилось почти отчаявшееся русское войско, готовясь к последнему штурму Москвы. 22 октября 1612 года ополчение овладело Китай-городом,а 26-го сдался Кремль.

Патриарх Ермоген не дожил до этого светлого дня. Более девяти месяцев томился он в тяжком заточении, и 17 января 1612 года он мученически скончался в заточении в Чудовом монастыре.

Существует позднейшее предание, что перед смертью патриарх в подземелье прорастил овес и его нашли мертвого стоящим на коленях среди зеленых побегов.

Первым в Успенский собор поспешно вошел в латах ближний его боярин — князь Хворостинин, бывший в ополчении, и взволнованно спросил: «Покажите мне могилу отца нашего! Покажите мне могилу начальника нашей славы!» И когда ему ее показали, он, припав к ней, долго и горько плакал.

В 1652 году останки патриарха были перенесены из ветхой гробницы в Чудовом монастыре в Большой Успенский собор, где они пребывают и ныне. Прославление патриарха, состоявшееся 12 мая 1913 года, совпало с 300-летием со времени кончины святого и с годом 300-летия Дома Романовых (за несколько дней до прибытия царской семьи в Москву).

Современники свидетельствуют о Патриархе Гермогене как человеке выдающегося ума и начитанности: «Государь велика разума и смысла и мудра ума»,«зело премудростию украшен и в книжном учении изящен», его называли адамантом веры.

При нём были изданы: Евангелие, Минеи месячные, а также напечатан «Большой Верховный Устав». Патриарх тщательно наблюдал за исправно-стью текстов. По его благословению с греческого на русский язык была переведена служба святому апостолу Андрею Первозванному и восстановлено празднование памяти в Успенском соборе. Под наблюдением первосвятителя были сделаны новые станки для печатания богослужебных книг и построено новое здание типографии, пострадавшее во время пожара Москвы в 1611г.

Заботясь о соблюдении благочиния,святитель Ермоген составил «Послание наказательно ко всем людям, паче же священником и диаконом о исправлении церковного пения». «Послание» обличает священнослужителей в неуставном совершении церковных служб: многогласии, а мирян — в неблагоговейном отношении к богослужению.

Имя святителя, героя, заступника Земли русской, который долгое время был почти что «один в поле воин», держал по воле Божией тяжелейшую оборону против посягателей на честь, державность и веру православной Руси, навсегда останется в памяти как пример несгибаемого мужества и верности данной им присяге Богу и своему народу.

Гермоген или Ермоген?

Во всех издания до момента прославления в 1913 году патриарх именуется как Гермоген. Но после прославления он становится Ермогеном. Такое решение принял Св.Синод, т.к. святейший патриарх Гермоген сам подписывался именем Ермоген.

А по версии американского историка Грегори Фриза, основная причина в том, что Гермогеном звали опального епископа саратовского, активно выступающего против обер-прокурора Саблера и Григория Распутина. Чтобы не было путаницы и имя нового святого не ассоциировалось с именем опального архиерея, Синод и восстановил древнюю орфографию имени патриарха - «Ермоген».

Тропарь, глас 4
Приспе день светлаго торжества, град Москва радуется, и с ним Русь Православная ликовствует песньми и пеньми духовными: днесь бо священное торжество в явлении честных и многоцелебных мощей святителя и чудотворца Ермогена, якоже солнце незаходимое, возсия светозарными лучами, разгоняя тьму искушений же и бед от вопиющих верно: спасай нас, яко предстатель наш, великий Ермогене.

Кондак, глас 6
Темницею и гладом изнуряем, даже до смерти верен пребыл еси, блаженне Ермогене, малодушие от сердец людей твоих отгоняя и на общий подвиг вся призывая. Темже и нечестивых мятеж низложил еси и страну нашу утвердил еси, да вси зовем ти: радуйся, заступниче Российския земли.

Молитва сщмч. Ермогену
О, великий угодниче Христов, святителю отче наш Ермогене! К тебе, молитвеннику теплому и предстателю пред Богом непостыдному, усердно притекаем, в нуждах и скорбех наших утешения и помощи просяще. В древнюю годину искушений, внегда обышедше обыдоша страну нашу нечестивии врази. Господь яви тя Церкви Своей столпа непоколебима и людем российским пастыря добра, душу свою за овцы положивша и лютыя волки далече отгнавша. Ныне убо призри и на ны, недостойная чада твоя, умиленною душею и сокрушенным сердцем тебе призывающая. Крепость бо наша в нас оскуде, и вражия ловления и сети обыдоша нас. Помози нам, заступниче наш! Утверди нас в вере святей: научи нас всегда творити заповеди Божия и вся предания церковная, от отец нам заповеданная. Пастырем нашим буди архипастырь, воином вождь духовный, болящим врач, печальным утешитель, гонимым заступник, юным наставник, всем же благосердый отец и за вся теплый молитвенник; яко да молитвами твоими ограждяеми, непрестанно воспоем и прославим всесвятое Имя Живоначальныя Троицы, Отца и Сына и Святаго Духа, во веки веков. А минь.

Материал подготовил Сергей ШУЛЯК

для Храма Живоначальной Троицы на Воробьевых горах

Патриарх Гермоген (Ермоген, 1530-1612) – третий патриарх Московский и всея Руси, занимавший престол с 1606 по 1612 год. Проявил себя как один из патриотов России, активно противостоявший польскому нашествию во время Смуты. Решительно выступал против изменников родины и сторонников унии с католиками. Во время пребывания захватчиков в Москве был насильственно низложен с патриаршего поста и заточен в Чудовом монастыре. Церковь почитает Гермогена как священномученика и хранителя веры, не предавшего русское православие в тяжелые годы Смутного времени.

Гермоген (в миру Ермолай) появился на свет около 1530 года, примерно в то время, когда родился Иван Грозный. О раннем периоде жизни великого соотечественника известно немного. Существуют версии о его принадлежности к Донским казакам, а также известным боярским династиям Голицыных и Шуйских.

В отроческие годы он отправился в Казань, где находился в Спасо-Преображенском монастыре, укрепившем его религиозные воззрения. В конце 70-х гг. XVI века Ермолай служил приходским священником в гостинодворской церкви во имя св. Николая. Как вспоминали современники будущего патриарха, он выделялся отличным знанием книг и был «премудростью украшенный».

Биография Гермогена включает интересный эпизод, связанный с чудесным явлением Казанской иконы Божьей матери. Это случилось летом 1579 года, когда в Казани была сильная жара и сушь, что вызвало сильнейший пожар. Огонь от церкви Николы перешел на Кремль, а затем и на жилые дома. В это время дочери местного стрельца Даниила Онучиана Матроне три раза снился сон, что под землей хранится икона Богоматери. Сначала ей никто не верил, но после угрозы, что девочка может погибнуть от непослушания ее родные пошли в указанное место и нашли святыню. После этого был организован Крестный ход и икону торжественно перенесли в Благовещенский собор. Участником этого события, во время которого исцелились двое слепых, был и Гермоген.

Переезд в Москву

После кончины в 1587 году супруги, имя которой не сохранилось, Гермоген отправился в московский Чудов монастырь, где прошел обряд пострижения в монахи. Через два года он был хиротонисан (рукоположен) в епископский сан, а вскоре по протекции первого патриарха Иова Гермогена назначили митрополитом Казанским и Астраханским.

В 1591 году Гермоген написал письмо Иову, в котором указал, что в Казани не выполняется поминовение православных воинов, погибших при взятии города, и предложил ввести памятную дату. В ответ Иов подписал указ, предписывавший совершение панихиды в субботу, следующую за Покровом Пресвятой Богородицы.

Святитель Гермоген продолжал служение церкви, занимаясь распространением православия среди татар и других тюркских народов. В 1592 году он принял участие в перенесении останков Казанского архиепископа Германа из столицы в Успенский монастырь Свияжска, а через три года написал краткое житие святителей Варсонофия и Гурия. В 1595 году побывал в Угличе на открытии мощей местного удельного князя Романа Владимировича.

В начале Смуты

После смерти в 1598 году бездетного царя Федора Ивановича Блаженного (1584-1598) пресекается династия Рюриковичей и к власти приходит (1598-1605), ранее бывший шурином покойного монарха. Гермоген присутствовал при избрании нового царя и принимал участие во всенародном молении, состоявшемся у стен Новодевичьего монастыря.

После воцарения на троне Лжедмитрия I (1605-1606) митрополит стал участвовать в работе Боярской Думы, но проявил себя как последовательный противник Отрепьева. Он категорически не принял избрание патриарха Игнатия и выдвинул требование обратить в православие несостоявшейся супруги Лжедмитрия I польской авантюристки .

Убийство Отрепьева в мае 1606 года и последовавший вслед за этим приход к власти (1606-1610) всерьез изменил судьбу Гермогена. По инициативе нового царя патриарх Игнатий был низложен, лишился епископского сана и отправлен в заточение в Чудов монастырь. На его место быстро избрали Гермогена, так как Шуйский опасался присутствовавшего в Москве Федора Романова (Филарета). 3 июля 1606 года Московский собор утвердил его в этом сане. Упрямый и жесткий по характеру Гермоген часто находился в противостоянии с Шуйским, но всегда его защищал, считая, что он освящен царским венцом и с этим нужно считаться.

Апогей Смутного времени

Прошедшая крестьянская война под руководством , появление под Москвой Лжедмитрия II вместе с польскими захватчиками подорвали доверие к царю. В феврале 1609 года возник заговор с участием 300 человек, во главе которого стояли Р. Гагарин и Г. Сумбулов. Они были намерены добиться отставки Шуйского и силой притащили Гермогена на Лобное место, чтобы он поддержал низложение царя. Однако патриарх продемонстрировал твердую волю и не поддался на уговоры восставших. Не сумев поднять народ на борьбу, зачинщики заговора ушли в лагерь Лжедмитрия II. Гермоген им вслед послал две грамоты с призывом вернуться и раскаяться в содеянном.

Низложение Шуйского все же состоялось в июле 1610 года, но и тогда патриарх защищал его до последнего, проклиная и не признавая насильственного пострижения монарха. После помещения Василия в Чудов монастырь он продолжал настаивать на его возвращении на трон. Сменившую Шуйского Семибоярщину, Гермоген решительно осудил и пытался организовать выборы русского монарха. После заочного избрания царем Владислава Сигизмундовича он с тяжелым сердцем согласился его признать при соблюдении следующих условий:

• вывод армии Речи Посполитой с территории России;
• принятие им православия.

Во время начавшейся интервенции поляков Гермоген открыто выступил против захватчиков, обратившись с призывом к русскому народу выступить на защиту страны. С его благословения из Казани перевезли копию иконы Казанской Богоматери, впоследствии ставшей основной святыней ополчения.

После захвата Москвы Гермоген оказался в руках врагов, проявив в этой ситуации несгибаемую волю и твердый характер. Они силой отрекли его от патриаршего сана и посадили под арест в Чудов монастырь. Когда он находился в темнице неоднократно звучали требования поляков, чтобы Гермоген отдал приказ ополченцам прекратить попытки взятия города, но все их увещевания оказались безуспешными. Вместо этого, он обратился с последним посланием патриотам страны, благословив их на борьбу против оккупантов.

Патриарх Гермоген умер мученической смертью 17 (27) февраля 1612 года, страдая от невыносимого голода и жажды. Дело, за которое боролся святитель было завершено 24 октября 1612 года II ополчением во главе с К. Мининым и Д. Пожарским. Они сумели изгнать из Москвы , а в феврале 1613 года на престол был избран русский царь Михаил Федорович Романов (1613-1645), чего очень хотел Гермоген.

Память о Гермогене в искусстве

Имя великого патриарха упоминалось в анонимном произведении «Новая повесть о православном российском государстве», написанном ориентировочно в 1611 году. Она призывала к борьбе с польскими захватчиками и осуждала предателей, вставших на их сторону. Гермогену посвящена опера Г. Дмитриева «Святитель Ермоген», его историческая роль представлена в спектакле Московского Театра Русской Драмы «Царский путь». Среди наиболее значимых полотен о патриархе выделяется картина П. Чистякова, написанная в 1860 году, «Патриарх Гермоген отказывает полякам подписать грамоту».

Самый известный памятник Гермогену установлен в Александровском саду по инициативе главы РПЦ патриарха Кирилла. Он представляет собой четырехметровую бронзовую фигуру патриарха, расположенную на мраморном постаменте. По его сторонам находятся бронзовые барельефы со сценами известных исторических сюжетов. На одном из них изгнание Гермогеном поляков и действовавших вместе с ними бояр, которые требовали подчинения и признания подданства Владислава Сигизмундовича. Интересно, что памятник патриарху на Красной площади хотели поставить еще в XIX веке на месте нынешнего мавзолея Ленина, но тогда этим планам не суждено было сбыться.

В 1913 году по инициативе РПЦ Гермоген был прославлен в лике святых как священномученик. Его мощи были помещены в новую раку, созданную по инициативе Николая II и его супруги. Каждый год 2 марта отмечается день памяти знаменитого патриарха, отдавшего жизнь за свободу своей страны.

2 марта - память священномученика Гермогена, Патриарха Московского и всeя России, чудотворца. Среди святых защитников нашего Отечества Патриарх Гермоген стоит в одном ряду со святым благоверным князем Александром Невским и Преподобным Сергием Радонежским.

Во времена государя Алексея Михайловича Романова летописец писал о Патриархе Гермогене: «Один среди врагов неистовых и гнусных изменников, великий святитель Божий в темной келье сиял добродетелью, как лучезарное светило Отечества, готовое угаснуть, но уже воспламенив в народе жизнь и ревность к великому делу». Современники же называли его «адамантом веры».

Главный подвиг своей жизни - твердое противостояние воцарению над Россией инославного государя, вдохновенную проповедь освобождения страны от иноземных захватчиков - Патриарх Гермоген совершил уже в глубокой старости.

Пастырь Казанский

Родился Ермолай (таково было мирское имя святителя) около 1530 г. в семье донских казаков. По другим сведениям, родственниками Ермолая были князья Голицыны или Шуйские. Некоторые историки возводили его род к низам дворянства или городскому духовенству.

Юношество и зрелые годы святого проходили на фоне могучих исторических сдвигов: царствование Ивана IV, опричнина, покорение Астрахани и Казани, Ливонская война, воцарение Бориса Годунова и кровавая трагедия в Угличе...

В какой-то степени Ермолаю было проще - далеко от столичных хитросплетений: он служил тогда Господу на самом восточном рубеже Московского царства. Еще подростком он ушел в Казань и поступил в Спасо-Преображенский монастырь, где святитель Варсонофий обучил и укрепил его в вере. Служение будущего патриарха началось там же, в Казани, приходским священником при гостинодворской церкви Святителя Николая. По отзывам современников, священник Ермолай уже тогда был «муж зело премудростью украшенный, в книжном учении изящный и в чистоте жития известный».

Доподлинно известно, что после чуда 8 июля 1579 г. с явлением Казанской иконы Божией Матери Бог судил именно ему первому «взять от земли» святой образ, показать его собравшимся горожанам и потом торжественно, с крестным ходом, перенести в ближайший Никольский храм.

Позже, уже став митрополитом, Гермоген составит службу Царице Небесной «в честь иконы Ее Казанской». Его вдохновенный тропарь празднику «Заступнице Усердная» мы по-прежнему поем в храмах. Его перу приписывают также «Сказание о явлении Казанской иконы Божией Матери и совершившихся от нее чудесных исцелениях», отправленное духовенством Ивану Грозному. Все эти чудеса святитель видел своими глазами и осязал руками.

Предполагают, что в 1587 г., после смерти супруги, имени которой история не сохранила, батюшка Ермолай приехал в Москву, где в Чудовом монастыре принял постриг под именем Гермогена (Ермогена).

За два года из простого монаха Гермоген возводится в сан архиепископа, его кафедра становится митрополией, а он сам, соответственно, митрополитом Казанским и Астра¬ханским. Став пастырем обширной паствы, святитель Гермоген сделал все, чтобы обращение в православие местного населения не было формальным и православная вера укрепилась в этом крае.

Святитель Гермоген стал инициатором восстановления древней церковной службы апостолу Андрею Первозванному на основе полного перевода ее с греческого на церковнославянский язык. Он создал современную редакцию «Повести о Петре и Февронии, муромских чудотворцах».

Уже будучи Патриархом, в самый разгар смуты, охватившей страну, Гермоген методично продолжает исправление церковно-богослужебных книг, начатое еще преподобным Максимом Греком. Первосвятитель лично «свидетельствует» новый печатный перевод Евангелия, сборник «Четьи-Минеи». Под наблюдением Патриарха в Москве, захваченной поляками, делают станки для печатания богослужебных книг, строят новое здание типографии взамен старого, погибшего в пожаре 1611 г.

Его просветительское наследие велико и разнообразно. И все-таки не эти высокие труды сделали имя Патриарха Гермогена духовным знаменем в роковой для России час.

Витки Смуты

Историки до сих пор спорят об истоках великой русской Смуты начала XVII в. Среди ее глубинных причин одни называют создание Иваном Грозным опричной «антисистемы» внутри государства, другие говорят об истощении царства войнами с Литвой и о двух страшных засухах при Борисе Годунове. Третьи указывают на главную причину - умаление нравственных ориентиров и национального единства, вызванное недостойным поведением тогдашней государственной элиты.

Событийный концентрат Смуты, казалось, выплеснулся прямо из потустороннего мира. Тень зарезанного в Угличе и канонизированного позже царевича Димитрия, воплотившись в двух крупных и десятке мелких самозванцев, в течение восьми лет собирала под свои знамена толпы обманутых, вперемешку с шайками своих и зарубежных авантюристов, чтобы, терзая страну, довести ее почти до погибели. Погибель заключалась не только в крайнем разорении, людском опустошении, иностранном вмешательстве. Она была в страшном разложении моральных скреп, образующих тело и душу государства.

Современникам Патриарха Гермогена было от чего потерять голову. Сегодня «царевичу Димитрию» целуют крест как помазаннику Божию, а завтра называют «вором и собакой». Бывшая царица, инокиня Марфа то признает чудесно воскресшего сына, то всенародно кается в этом признании. Четыре царя сменяются на троне за один год, из них двое убиты; города сами решают, кого им признавать за правителей, в Московском же Кремле служат католические мессы... Каннибализм, злодейство, разграбление храмов, массовое предательство и вероотступничество... Сами поляки порой удивлялись зверствам «православных» казаков в захваченных русских селах и городах.

Не станем пересказывать известные исторические факты, напомним лишь узловые события Смуты. Когда первый Лжедмитрий со своей польской свитой победным маршем прошествовал к столице и воссел на троне московских царей, голоса митрополита Гермогена не было слышно. Скорее всего, подобно большинству русских людей, митрополит вначале верил, что человек, пришедший из Польши, - родной сын Ивана Грозного.

Но когда псевдо-Дмитрий собрался сделать русской царицей католичку Марину Мнишек, святитель Гермоген не смог смолчать. А еще самозванец решил «облагодетельствовать» митрополита, назначив его на крупную государственную должность в Боярскую думу, нареченную на польский манер «сенатом». Можно только догадываться, сколь велико было раздражение Лжедмитрия, когда вместо благодарности строптивый Казанский митрополит на пару с епископом Коломенским Иосифом осмелился письменно настаивать на обязательном крещении будущей русской царицы в православие.

Обозленный царь приказал лишить Гермогена сана и отправить в заточение в Казань. Приказ исполнить не успели: через день Лжедмитрий был свергнут заговорщиками во главе с князем Василием Шуйским - и убит. Вскоре боярские соратники на лобном месте «выкликнули» Шуйского царем.

Голос Патриарха

Василий Шуйский долго колебался в выборе нового Патриарха. Прямой и даже крутой нрав Гермогена в вопросах веры был известен ему. Но понимал он и другое: шаткой власти «боярского» царя нужна была мощная легитимная подпора в лице принципиального и популярного в народе митрополита Гермогена. И 3 июля 1606 г. в Москве Собором русских иерархов митрополит был поставлен Патриархом Московским. Вскоре вразумляющий, обличающий голос Патриарха вновь услыхала вся страна.

Еще перед появлением на исторической сцене Лжедмитрия II - темного персонажа неизвестной национальности (после его убийства в багаже самозванца обнаружили Талмуд) под его именем полыхнуло «крестьянское восстание» Ивана Болотникова. «Побивайте бояр, отнимайте их достояние, убивайте богатых, делите их имение...» - призвали «облыжные» грамоты болотниковского «войска». Подрывное воздействие этих призывов на умы современников вполне можно сравнить со знаменитым бухаринским «грабь награбленное».

Однако идеологом и руководителем новой волны смуты был вовсе не солдат Болотников, а любимец первого самозванца князь Григорий Шаховской - путивльский воевода, похитивший государственную печать и сфабриковавший с ее помощью «царские грамоты» о «чудесном спасении царя Димитрия от рук Шуйского».

Патриарх Гермоген горячо принялся противодействовать этим клеветническим выпадам против законной власти. Сначала для увещевания смутьянов он отправил к ним митрополита Крутицкого Пафнутия. Следующим шагом Патриарха стала рассылка по всей России грамот, в которых твердо говорилось о действительной «погибели вора и еретика Лжедимитрия», о перенесении в Москву и явлении святых мощей истинного царевича Димитрия. Увидев, что и этого недостаточно, Гермоген предал анафеме Болотникова и других зачинщиков новой смуты. Меры возымели свое действие, и бунт начал было стихать. Но вскоре объявился новый «царь Димитрий», и все началось сначала.

Переодетые иезуиты с латинским крестом шли обращать в католичество Русь, «вольные казаки» - грабить недограбленное. Кроме совсем уж темных людей мало кто верил, что новый самозванец - царь Димитрий. Бояре и другие именитые люди присоединялись к нему из-за злой зависти к «выскочке» Шуйскому, низкой корысти или просто из страха перед растущей силой. Толпы же простых крестьян и горожан шли к новому «Димитрию» от отчаянья, голода, из-за ненависти к боярской власти вообще.

А из Польши тем временем прибыли отряды гетмана Жолкевского, одержавшие новые победы над московским войском. Менее чем за год Лжедмитрию II покорилась почти вся Южная и Средняя Россия. Со своими русско-польско-казацкими вооруженными отрядами он встал в подмосковном Тушине, создав там на несколько лет как бы альтернативную столицу страны. И в Тушино из Москвы стали перебегать и целовать ему крест поодиночке и группами «малые и большие людишки». Некоторые с утра получали у «тушинского вора» жалованье, а к вечерне бежали обратно к Шуйскому - каяться. И там еще получали. Увы, в таком цинизме отметились тогда многие древние боярские роды.

Неимоверно тяжело приходилось в этом смраде первосвятителю русскому. Тяжесть усугублялась повсеместной нелюбовью к царю Василию, с которым у самого Патриарха были весьма непростые отношения.

Жадный, малодушный, ограниченный, Шуйский был метко прозван в народе «Шубником». Легитимность его воцарения на трон все время оставалась под вопросом: «избран» кучкой заговорщиков-бояр, венчался на царство без Патриарха...

Однако все несчастное время правления Василия Шуйского святитель Гермоген горячо ратовал и убеждал соотечественников быть верным этому царю. Почему? Здесь нет загадки. Плохой или хороший, царь Василий был православным и не был самозванцем. При этом он противостоял второму самозванцу и шедшим с ним разбойникам, шляхтичам, агентам папства.

После внезапной смерти молодого талантливого воеводы Скопина-Шуйского по Москве разнеслись слухи о его отравлении родственниками царя Василия. И народная нелюбовь к московскому царю переросла в ненависть.

Один раз Патриарха буквально силком вывели на лобное место. Зачинщики выкрикивали справедливые, а еще больше облыжные обвинения против Шуйского, требуя от Патриарха одобрения их бунта. Распаляя толпу на вседозволенность, пожилого первосвятителя кое-кто стал уже легонько заушать. Тогда Патриарх смело возвысил голос в защиту законного царя, обличив подстрекателей в пособничестве тушинскому вору. «А то, что кровь льется и земля не умиряется, так то - волею Божиею, а не царским хотением», - сказал первосвятитель в завершение и побрел сквозь притихшую толпу в свои покои.

В следующий раз бунтовщиков было больше, и верховодили ими уже бояре. Василия Шуйского лишили престола и насильно постригли в монахи. Двое бояр держали бледного царя Василия за руки, а третий, князь Василий Тюфякин, произносил вместо него обеты. Насильно удерживаемый при этом кощунстве Гермоген плакал, не переставая называть Шуйского царем, а монахом считая отныне князя Тюфякина.

«Среди врагов неистовых и гнусных изменников»

Поразительно ярко высвечивается правда святителя Гермогена на фоне нравственного падения значительной части светской, да и церковной элит. На кого было еще смотреть, к кому прислушиваться тем русским людям, кто не желал впадать в окружающий «беспредел», кто радел о Руси православной?

А ведь иные бояре и дворяне, пообщавшись с поляками во время первого самозванца, от дедовских обычаев уже и нос воротили, откровенно желали ополячиться во всем. Даже папская ересь их уже не страшила... Как и «семибоярщина», вершившая власть над страной после свержения Василия Шуйского. Именно ее верховоды во главе с князем Мстиславским решили призвать в столицу поляков - тайно открыли ворота города польским отрядам гетмана Жолкевского, предварявшим воцарение в Кремле королевича Владислава или его отца короля Сигизмунда. Перед этим пришли к Патриарху просить благословения. «Да не бывать тому!» - ответствовал им Гермоген. А они ему: «Дело твое, Святейший, смотреть за церковными делами, а в мирские не следует тебе вмешиваться. Исстари так ведется, что не попы управляют государством». И надменные иноверцы въехали в Москву как хозяева.

С этой поры Патриарха стали все больше и больше стеснять. Но в это же время все громче по стране разносилось воспламеняющее пастырское слово. Кроме изменников, в Кремле были и патриоты, помогавшие выносить патриаршие послания на волю, рассылать их по городам и весям.

Патриарх Гермоген умолял бояр выбрать нового царя из древнего русского рода, указывая, в частности, на Романовых. Увидев же, что они настаивают на призвании королевича Владислава, скрепив сердце, согласился. Но выставил два жестких условия: «Если король даст сына своего на Московское государство и Владислав крестится в православную веру и всех польских людей выведет вон из Москвы, то я к такому письму руку свою приложу и прочим властям повелю то же сделать. Если же вы меня не послушаете, то я возложу на вас клятву и прокляну всех, кто пристанет к вашему совету».

Вскоре стало ясно, что Сигизмунд и не думает выполнять эти условия. «Польская боярская партия» теперь потребовала от Патриарха благословения на подчинение королю-католику без всяких условий. В ответ на твердый отказ один из них, Михаил Салтыков, выхватил нож и замахнулся им на Гермогена. Патриарх осенил его крестом и спокойно ответил: «Не страшусь ножа твоего, но вооружаюсь силою Креста Христова против твоего дерзновения. Будь же ты проклят от нашего смирения в этом веке и в будущем!»

Зашатался боярин Салтыков, упал в ноги святителю прощения просить. Простил его Гермоген - но только за этот поступок. А на своем твердо остался стоять.

Так же твердо стоял он, благословляя горожан Смоленска не открывать ворота войскам Сигизмунда. Столь же непреклонно отверг он сперва вкрадчивые, а потом гневные требования хозяев Кремля остановить первое народное ополчение, во главе которого встал патриот Прокопий Ляпунов. Тогда-то и заключили Патриарха Гермогена окончательно в келье Чудова монастыря, где много лет назад принял он святую схиму.

Опрометчиво согласившийся на помощь разбойного казацкого атамана Заруцкого, честный Прокопий был оболган и пал под казацкими саблями у стен осажденной Москвы. Ополчение рассыпалось. Оставшиеся без домов и надежд москвичи бежали вон из города, а поляки праздновали победу.

Казалось, что теперь-то православному царству Московскому точно пришел конец. Что оставалось Патриарху? Молиться, готовиться к смерти? Или более того - смиренно принять все случившееся как окончательный Божий приговор Русской земле? Однако вместо этого Патриарх Гермоген пишет все новые грамоты, обращенные к русским людям всех сословий. В них он разрешает народ от присяги Владиславу, призывает вооружаться и идти новым ополчением на Москву.

К Патриарху перестали допускать посетителей, лишили его бумаги и пера. Последнее из своих воззваний святитель сумел составить и передать в Нижний Новгород 5 августа 1611 г.

Гермогеновы грамоты совершили чудо, воспламенив сердце нижегородского городского старосты Козьмы Захарьевича Минина, по прозвищу Сухорукий. «Заложим домы, жен и детей своих ради спасения Отечества» - таков был знаменитый мининский отклик на «глас вопиющего» кремлевского узника. К делу подключился князь Дмитрий Пожарский, поскакали от города к городу переговорщики - и вновь вырос страшный для захватчиков и предателей исполин народной войны, благословленной первоиерархом церковным.

Последний акт этой драмы, закончившейся физической смертью и великой духовной победой ее героя, начался с диалога.
К Патриарху в заточение вошел гетман Гонсевский с другими поляками:

Ты - первый зачинщик измены и всего возмущения. По твоему письму ратные люди идут к Москве!.. Отпиши им теперь, чтобы они отошли, а то мы велим уморить тебя злою смертью.

Что вы мне угрожаете? Единого Бога я боюсь. Вы мне обещаете злую смерть, а я надеюсь получить чрез нее венец. Уйдите вы все, польские люди, из Московского государства, и тогда я благословлю всех отойти прочь. А если вы останетесь - мое благословение: всем стоять и помереть за православную веру!

После девяти с лишним месяцев голода святитель Гермоген умер как мученик 17 февраля/1 марта 1612 г. Через месяц Москва была окружена кольцом народного ополчения под предводительством Минина и Пожарского. А еще через несколько месяцев - 23 октября - поляки, вконец оголодавшие, потерявшие человеческий облик, с позором выходили из оскверненного ими Кремля.

Православными русскими людьми был сформулирован исторический урок тех событий: никакие политические расчеты, никакая материальная мощь не спасет Россию от врагов, коль скоро она отвернется от своей главной роли - хранительницы православной веры в этом мире.

Патриарх Гермоген Московский и всея Руси с 1606 года. Лидер русской православной церкви и активный участник в политических делах; патриарх с 1606 по 1612 год.

Именно он вдохновил народное восстание, которое положило конец смутному времени. Гермоген был прославлен Русской Православной Церковью в 1913 году.

Житие Гермогена

В Священном Синоде 1589 года, в котором был установлен патриархат в Москве, Гермоген был назначен митрополитом новоизбранного города Казани. Он был сторонником политики насильственного обращения в христианство нерусских народов Поволжья.

С 1605 по 1612 год Гермоген наиболее активно поддерживал интересы Православной Церкви, поскольку он понимал, что власть церкви зависит от поддержки царя.

В 1606 году Гермоген был вызван Лжедмитрием I, чтобы принять участие в недавно состоявшемся в Москве сенате. Там он узнал о намерениях царя жениться на католической женщине Марине Мнишек и твердо возразил против такого союза. После этого он был сослан из столицы, и только через несколько месяцев вернулся с великими почестями, когда ложный царь был свергнут.

Когда Василия IV избрали царем, Гермоген стал патриархом Москвы. Во время антифеодального восстания крестьян во главе с И. И. Болотниковым в 1606-1607 гг. Гермоген объединил людей церкви для борьбы с повстанцами, которые были объявлены еретиками и отлучены от церкви.

В 1610 году Шуйский был свергнут, Гермогеном была предложена кандидатура Михаила Романова на престол царя вместо польского князя Владислава. Но Владислав всё равно стал царем и Гермоген потребовал, чтобы он обратился в православную веру. Зимой 1610 года Гермоген выразил протест на предложение бояр поклясться в верности польскому королю Сигизмунду III.

Подвиг патриарха Гермогена

В конце декабря 1610 года Москву оккупировали польские феодалы, тогда Гермоген направил письма в города России, призывающие к восстанию всего народа против поляков. Он рассчитывал на поддержку вооруженных подразделений П.П. Ляпунова.

Когда добровольческая армия, наконец, подошла к Москве, он бросил вызов польским захватчикам. Несмотря на то, что ему грозила смертная казнь, он проклинал католиков и оказывал поддержку Ляпунову. После этого его арестовали и бросили в Чудовский монастырь.

Там он услышал о новой волонтерской армии, собранной Кузьмой Мининым и под командованием князя Пожарского, и благословил их обоих. Вслед за этим патриарх был избит и умер от голода.

Русская православная церковь в смутное время

В начале XVII в. против православной Руси развернулась духовная экспансия католического мира, которая приняла форму польской интервенции под руководством самозваных претендентов на русский престол. Они стремились навязать русскому народу не только иностранное политическое господство, но и религиозное иго, на что в свое время не решились даже монгольские завоеватели.

Боярская аристократия, которая неоднократно нарушала обязанность государственного служения ради торжества своих олигархических интересов, готова была примириться с тем, чтобы на российский престол стал польский королевич Владислав, даже не требуя от него твердых гарантий сохранения православных основ духовной и общественной жизни Руси.

Наконец, русский народ, который так часто обманывался в своих светских правителях, все больше втягивался в кровавую междоусобицу, которая угрожала обременить совесть миллионов русских людей страшным грехом братоубийственной войны и открыть опасную для него перспективу полного этнического исчезновения.

Именно в этот трагический момент русской истории, когда страна начала терять понятие национальной государственности и оказалась на грани исторической катастрофы, Господь поставил во главе Русской Православной Церкви святого мужа Святейшего патриарха Гермогена.

Храм Гермогена в Чертаново

Строительство храма Гермогена началось с освящения камня, который лежал на том месте, Патриархом Московским и всея Руси Кириллом весной в 2012 году.

Новый храм выражает собой веру русского народа в то, что Русь никогда не предастся другой вере, а навсегда останется православной, ведь в православии спасение Руси.

Та память о святителе Гермогене, которая пробуждает в наших людях светлую, уверенную и святую любовь к Родине, также порождает желание мирно устроить жизнь государства, а в годы опасности - оборонять рубежи Родины, как Гермоген.

Можно ли назвать Гермогена патриотом?

Гермогена, который кровью своей запечатлел на скрижалях отечественной истории образ настоящего Русского патриарха. Он спас свою страну и свой народ от гибели, что им угрожала.

Поставленный на патриарший престол в 1606 году, в период кратковременного царствования боярского ставленника Василия Шуйского, патриарх Гермоген изначально воспринял свое первосвятительское служение не только как церковную, но и как общенациональную миссию.

Хорошо осознавая беспомощность государства и политическое корыстолюбие временных боярских правителей, боролись за власть, святитель Гермоген распознал в навязчивой польской дипломатии будущую гибель и Русской Церкви, и Российского государства.

Исходя из присущего всем выдающимся Первосвятителя Русской Церкви убеждение, что в Русском православии заключается возможность национального благоденствия русского народа, патриарх Гермоген, который тогда находился в заключении в захваченной поляками Москве, своими пастырскими посланиями обращался к русскому народу с призывом — во имя спасения Православие подняться на борьбу против иностранных и инославных захватчиков.

Русский народ повсеместно откликнулся на патриотический призыв святителя Гермогена, но еще больше зажжен на свою борьбу личным подвижничеством патриарха-мученика, сумел осуществить молитвенный завещание архипастыря и во имя сохранения Православной Церкви отстоял национальную независимость своего Отечества.